«Бесправие жертвы. Что вердикт ЕСПЧ говорит о домашнем насилии в России» - колонка Екатерины Тягай для издания «Новая газета»
«Володина против Российской Федерации» — так называется первое дело о домашнем насилии в России, по которому 9 июля вынесено решение Европейского суда по правам человека. Суд удовлетворил жалобу Валерии Володиной на домашнее насилие со стороны бывшего сожителя Рашада Салаева и обязал Российскую Федерацию выплатить Володиной компенсацию в размере 20 000 евро, а также покрыть судебные расходы.
Отношения Валерии и Рашада начались в ноябре 2014 года в Ульяновске. Спустя полгода Валерия впервые ушла от сожителя, но его это не устроило. Все, что происходило на протяжении последующих 4 лет, могло бы служить иллюстрациями к памятке о проблемах домашнего насилия и дискриминации в отношении женщин: преследования, унижения, похищения, побои, вынужденное прерывание беременности и потеря ребенка, публикация интимных фотографий в открытом доступе, угрозы причинения вреда здоровью и жизни женщины и ее ребенка, как следствие — смена имени и отъезд из страны.
В решении ЕСПЧ по делу Володиной хронология этих событий разбита на 9 эпизодов, каждый из которых анализируется сквозь призму бездействия и отсутствия надлежащей реакции на произошедшее со стороны российских правоохранительных органов. Безразличие «системы», отсутствие эффективных правовых инструментов предотвращения домашнего насилия и невозможность обеспечить защиту жертвам такого насилия — ключевые аргументы, принятые судом во внимание при вынесении решения в пользу Валерии Володиной.
Пугает не только фабула рассмотренного ЕСПЧ дела, но и статистика, приведенная в самом решении суда на основании исследования, подготовленного по результатам визита специального докладчика в Россию: 80% преступлений в России в отношении женщин относятся к случаям домашнего насилия.
В период между 1994-м и 2000-м количество зарегистрированных случаев домашнего насилия увеличилось на 217%.
При этом, по оценкам экспертов, примерно 60–70% женщин предпочитали не сообщать о случаях домашнего насилия в уполномоченные органы. Основные причины такого поведения жертв — стыд, страх, недоверие к системе и, что редко принимается во внимание, отсутствие возможности «просто прекратить отношения и уйти от насильника», как ярко продемонстрировала история Володиной. В случае Валерии уголовное дело было возбуждено только после седьмого заявления в полицию и лишь по эпизоду публикации ее интимных фотографий.
Дело Валерии Володиной наглядно демонстрирует эффект декриминализации домашнего насилия, а также в очередной раз подтверждает необходимость введения в действующий уголовный кодекс новых статей с квалифицированным составом преступлений, связанных, в частности, с так называемой «порноместью» — несанкционированным распространением чужих откровенных изображений в открытом доступе.
ЕСПЧ подтвердил, что действующее российское законодательство не справляется с задачей охраны не только самой семьи, но и интересов каждого из ее членов в отдельности. Кроме того, в «серой зоне» продолжают находиться вопросы регулирования отношений сожителей и просто партнеров. Особое внимание ЕСПЧ уделяет необходимости введения известных всему миру и доказавших свою эффективность юридических инструментов, направленных на предотвращение причинения дальнейшего вреда жертве, — охранных ордеров.
В поле зрения экспертов, рассматривавших проблемы домашнего насилия в контексте гендерных особенностей защиты прав человека в России, попала хорошо знакомая каждому россиянину поговорка «бьет — значит любит», шутливый характер которой приобретает совершенно иное значение в обстоятельствах реальной жизни жертв домашнего насилия, одной из которых стала Валерия Володина. Так, к многочисленным лубочным образам восприятия российской действительности глазами иностранцев добавился еще один, пожалуй, самый неприятный — домашнее насилие как национальная традиция, восходящая к патриархальным устоям.
Кейс «Володина против Российской Федерации» — знаковый, потому что в ситуации, когда дело о домашнем насилии доходит до ЕСПЧ и ответчиком оказывается не член семьи, а государство, обнажается реальный масштаб проблемы, в которой частный спор — лишь маркер общего кризиса в сфере защиты прав человека.