Сергей Гландин: Почему Суд ЕС не исключит Сбербанк и ВТБ из санкционного списка ЕС. Zakon.ru, 10 ноября 2017 года
08 ноября 2017 года в Суде ЕС прошли слушания по заявлениям ВТБ и Сбербанка об их исключении из санкционного списка ЕС. Однако за 3 года, что заявления этих банков пролежали в Суде ЕС «под сукном», судебная практика шагнула значительно вперёд; дала ответы на все заявляемые аргументы, а английские юристы, на которых сделали ставку оба банка, последнее время вообще не блещут успешными для клиента результатами в Суде ЕС.
Предыстория
31 июля 2014 года пять российских банков были включены в т.н. секторальный санкционный список Европейского Союза (далее – ЕС). По своей сути – это самый гуманный санкционный режим, когда активы не арестовываются, корреспондентские счета не закрываются, а валютные и иные операции можно осуществлять как и прежде. Просто резидентам ЕС запрещено покупать или продавать новые облигации, акции или схожие финансовые инструменты со сроком погашения свыше 30 дней, выпущенные банками, включенными в список. Другие операции в ЕС этим банкам не запрещены, а на их дочерние банки в Европе все эти ограничения вообще не распространяются.
Сбербанк и ВТБ подали свои заявления об исключении из санкционного списка ЕС 23 и 24 октября 2014 года соответственно. Суд ЕС зарегистрировал их заявления против Совета ЕС за номерами T-732/14[1] и T-734/14[2]. Для всех попавших под санкции тот период был порой надежд. Только что из самого жёсткого «сирийского» списка исключился Сирийский Международный Исламский банк[3]. Из-за формальных недоработок Совета ЕС, один за другим исключались иранские юридические лица и банки.
Однако никто не мог предвидеть, что оба заявления более 3 лет пролежат без движения, а когда выйдут на финишную прямую время уже будет совершенно не то.
1. Требования банков
В своих исковых заявлениях наши банки просят суд отменить европейские «секторальные» санкционные акты[4] в той части, в которой они касаются их. Сбербанк заявил 4 аргумента:
- Совет ЕС превысил предоставленные ему полномочия, что выразилось в необоснованном включении Сбербанка в санкционный список, поскольку он не подпадает под установленные критерии в отношении лиц, дестабилизирующих ситуацию на Украине;
- нарушение Советом ЕС обязанности изложить должным образом мотивы включения при отсутствии оснований для включения;
- Совет не уведомил заранее о своём намерении включить Сбербанк в санкционный список и не указал на основании каких доказательств он пришёл к такому решению и тем самым нарушил право на судебную защиту;
- применение к заявителю оспариваемых мер представляет собой необоснованное и несоразмерное ограничение его основных прав, включая его права на защиту бизнес интересов и деловой репутации.
ВТБ заявил шесть аргументов, добавив к сбербанковским следующие:
- ряд положений в оспариваемых санкционных актах являются незаконными, поскольку они не являются соразмерными или необходимыми для достижения целей оспариваемых ограничительных мер, а именно оказание давления на правительство России с целью изменения её политики в отношении Украины;
- введённые ограничения нарушают международное право, принципы ГАТТ/ВТО, а также целый ряд дву- и многосторонних соглашений и потому являются незаконными.
2. Так что же говорит нынешняя практика Суда ЕС о доводах двух банков?
За прошедшие 3 года Суд ЕС успел завершить свыше 200 санкционных процессов, 4 из которых касались наших резидентов.
Казус Алмаз-Антея установил презумпцию поддержки политики российского правительства по дестабилизации на Украине со стороны государственных предприятий и компаний с прямым или косвенным государственным участием (правило 50+) независимо от их роли, вины и степени участия в таких событиях. Уроком этого дела стал отказ Суда ЕС применять уголовно-правовой инструментарий к такому институту публичного права как ограничительные меры. Поскольку оспариваемые российским оборонным концерном критерии включения в санкционный список признаны частью действующего санкционного регулирования и соответствующими чётко определённым целям, которые ЕС установил в отношении ограничительных мер против России, доводы заявителя о необходимости установления его роли, вины, личного вклада во вменённые события и ответственности за них были отвергнуты.
В деле Роснефти по преюдициальному запросу Высокого суда Англии и Уэльса были сформулированы три очень важных вывода:
- учредительные документы ЕС предусматривают возможность полного прекращения экономических и финансовых отношений с третьими странами или их резидентами, поэтому т.н. «секторальные» акты ЕС в отношении российских компаний приняты в рамках предоставленных Совету ЕС полномочий, являются действительными и не могут быть признаны незаконными.
- своими «санкционными» актами ЕС не нарушил Соглашение о партнерстве между ЕС и РФ 1994 года, поскольку статья 99 данного Соглашения не препятствует принятию одной из Сторон любых мер, которые она считает необходимыми для защиты существенных интересов ее безопасности, а именно во время серьезного обострения международной напряженности, представляющего собой угрозу войны, или в целях выполнения обязательств, которые она взяла в целях поддержания мира и международной безопасности. Суд признал т.н. «антироссийские» санкционные акты ЕС подпадающими под это исключение.
- нарушенные санкционными НПА права российских юридических лиц не являются абсолютными и на их осуществление могут распространяться ограничения, если их введение соответствует публично-правовым интересам ЕС, при условии, что ограничения фактически соответствуют целям, представляющим общий интерес, а их достижение не представляет собой непропорционального и недопустимого вмешательства, наносящего ущерб самой сути гарантированных прав.
Как указал Суд ЕС в деле Дмитрия Киселёва, целями санкционной политики ЕС является оказание давления на правительство РФ, чтобы побудить его прекратить те действия или политику, из-за которых учреждения ЕС и ввели санкции. Формы такой политики или действий могут быть самыми разными, но, если ситуация усугубляется или фигурант поддерживает такое усугубление – он считается правомерно включённым в санкционный список и находится в нём. Основанием такого вывода стала Резолюция ГА ООН 68/262 от 27 марта 2014[5].
3. Роль юридических представителей
Ещё один немаловажный фактор, сильно сокративший шансы обоих банков на успех – ставка на британскую школу санкционной юриспруденции. Три года назад, когда в нашей стране не было специалистов по праву ограничительных мер или экспертов по международному правосудию в этой категории дел, английские юристы представлялись спасательным кругом в бушующем море западных санкций. Однако исследование «санкционных» дел с их участием показало, что столь большой аванс им был выдан незаслуженно.
Именно британские юристы не смогли помочь Аркадию Ротенбергу, бесславно провалили дело Дмитрия Киселёва, а в деле Роснефти С-72/15 наломали таких дров, что это ещё не раз аукнется всем желающим исключиться из санкционного списка ЕС юридическим лицам. На этом можно было бы закончить, но даже по этим процессам можно попытаться выяснить причину столь плачевных результатов английской школы.
По стечению обстоятельств юридическими представителями заявителя в первом успешном деле об исключении из санкционного списка ЕС в далёком 2008 году были британцы из CarterRuck. Собственно вопрос об исключении заявителя, саудовского бизнесмена Ясина Кади, из санкционного списка ЕС в том деле отошёл куда-то на второй план перед поиском Судом ЕС роли и места правопорядка ЕС в системе международного права, а также перед проблемой конкуренции норм из решений СБ ООН с европейским пониманием прав человека[6]. Зато апелляционная инстанция Суда ЕС дала руководящие начала в отношении распределения бремени доказывания, толкование прав заявителей и обязанностей Совета ЕС. Последующее дело Ясина Кади о его повторном исключении из европейского санкционного списка принесло следующую норму: «при оспаривании лицом правомерности своего нахождения в списке, в обязанности соответствующего учреждения ЕС входит обоснование мотивов включения такого лица. Затронутое лицо не обязано доказывать обратное»[7]. Так вот, данную норму британские юристы восприняли буквально. С 2013 года и до сих пор от дела к делу британские юристы видят свою миссию исключительно в обвинении формального ответчика во всех смертных грехах, а в процессе лишь вяло напоминают суду о лежащем на ответчике бремени доказывания: «обоснованность включения и нахождения лица в санкционного списке ЕС лежит на Совете ЕС, так пусть Совет и доказывает, что их клиент включён правомерно».
4. Как британцы проводят процесс по санкционной категории дел
В Суде ЕС судьи из государств общего права находятся в явном меньшинстве. Абсолютное большинство других судей воспитаны на континентальных традициях судопроизводства. Британский подход к состязательности им откровенно чужд. Рабочим языком Суда ЕС является французский. На нём же по умолчанию пишутся судебные акты. Сам суд расположен во франкофонном Люксембурге. Отсюда и вытекают предпосылки успешности французской школы юриспруденции и трудности школы британской. Тем более, что Brexit ещё сильнее пошатнул положение британских юридических представителей в Суде ЕС.
На простых примерах можно показать, как ведут себя британцы в Суде ЕС.
- Не кажется ли уважаемому суду, что ответчик не обосновал необходимость присутствия моего клиента в санкционном списке ЕС?
Как минимум двое из трёх судей замерли в ожидании, что сейчас они получат хоть какое-то доказательство, подтверждающее данный довод. Но вместо представления доказательства или ссылки на материалы дела следует очередной риторический вопрос: «а не считает ли суд, что Совет ЕС превысил предоставленные ему полномочия?».
- судьи опять ждут конкретику или хотя бы ссылку на прецедентный акт Суда ЕС, в котором было установлено такое превышение. Но ни того, ни этого не последует.
Председательствующий судья просит ответчика прокомментировать сказанное:
- Уважаемый суд, согласно материалу российского агентства Интерфакс, Российская Федерация косвенно владеет Сбербанком через Центральный банк РФ, см. лист дела такой-то; согласно решению Большой Палаты Суда ЕС в первом деле Роснефти – «секторальные» санкционные акты соответствуют целям общей внешней политики и безопасности ЕС, приняты с соблюдением процедуры и не могут считаться неправомерными, смотрите параграф такой-то».
Зато после заседания члены этой юридичекой команды будут бравировать в присутствии клиента[8]: «он не парировал мой довод!», «Совету нечего было сказать!», «Вы видели, как они смутились и отвели взор?» и коронное «…это просто смешно!».
А вот результат у этой работы на публику неизменно один и для клиента он отрицательный.
Но чтобы избежать обвинений в пристрастности или неприязни, хочу привести ещё один недавний пример работы английских юристов.
19 октября 2017 года Суд ЕС отклонил апелляции Виктора Фёдоровича Януковича (дело C-598/16 P) и его сына Александра (дело C-599/16 P) на отказ Суда ЕС исключить обоих из санкционного списка ЕС за период с 06 марта 2015 по 06 марта 2016, т.е. снять арест их активов в Европе. Исключить своих клиентов из санкционного списка ЕС в обеих инстанциях британцы из Joseph Hage Aaronson LLPпытались следующим доводом: «сомнения в легитимности нынешнего украинского режима и беспристрастности украинской судебной системы не оправдывают исходящие от этой власти обвинения в присвоении госактивов». При этом эти юристы не утрудили себя привести хоть каких-либо доказательств в поддержку своей позиции. Здесь следует напомнить, что включены в санкционный список оба Януковича были на основании писем Генерального прокурора Украины от 3 марта, 8 июля, 10 октября и 30 декабря 2014 года, в которых подтверждалось проводящееся в отношении обоих расследование по фактам присвоения государственных активов. Со ссылкой на прецедентное решение по делу одного египетского коррупционера времён Хосни Мубарака ‒ Ахмеда Абдельазиза Эзза и трёх его жён[9] (дело C‑220/14 P) также бездарно проигранного другими британскими юристами, Суд ЕС указал представителям г-на Януковича на абсурдность таких доводов, поскольку Суд ЕС не должен проверять содержание документа Генпрокурора Украины, который был положен в основу включения в санкционный список, а также его законность и обоснованность, а должен лишь удостовериться в факте его существования.
В данном блоге разбиралось несколько дел, в которых своих клиентов из списка исключали французские юристы. Например, первое дело о взыскании компенсации с Совета ЕС за необоснованное включение в санкционный список выиграл французский адвокат в одиночку. А за 6 дней до вынесения решения по делу «Роснефти» другой французский адвокат успешно оспорилсвязь своего клиента Жоржа Хасвани с режимом Башара Асада, что привело к исключению из «сирийского» списка Судом ЕС.
В качестве заключения
Уже второе из «российских» решений Суда ЕС об исключении из санкционного списка ЕС должно было дать сигнал обоим банкам, что проще и дешевле было отозвать иск и/или сменить англичан от греха подальше на более чётких немцев или успешных французов/бельгийцев. Но сделано это не было, поэтому вышеуказанное говорит только об одном – Сбербанк и ВТБ останутся в санкционном списке ЕС до тех пор, пока цели санкционной политики ЕС в отношении России не будут достигнуты. Решения будут вынесены через 3-4 месяца, так что у пиар-служб обоих банков ещё есть время на подготовку громких заявлений об «ангажированности, русофобии, неправосудности» (нужное подчеркнуть) Суда ЕС, а также для выбивания бюджетов на «стоп» распространения материала о проигрыше в федеральных СМИ.
Сергей Гландин, специальный советник по санкционному праву